Итак, примеры:
Редкая птица долетит до середины Днепра. (Н.В.Г.)
Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной… (Н.С.Г.)
Хощу главу свою приложити, а любо испити шеломомъ Дону. (аноним)
Итак, присылаем стихи, короткие рассказы и новеллы,которые будут размещаться под этим постом, а накануне нашего очередного Дня рождения, проведём голосование и раздадим заслуженных слонов. И конечно же выпустим сборник :)
КОНКУРСНЫЕ РАБОТЫ:
Анастасия Караченцева
Дом на песке
Ветер резко дул в лицо, донося до меня запах шашлыка с берега Донца. Я торопливо шла по направлению к Лавре, все еще надеясь, что он придет. Конечно, глупо, наверное, и разбитую чашу не склеить, но моя жизненная философия на тот момент была иной - за своё счастье надо бороться. И я боролась.
К мосту я пришла без десяти восемь. Он придет, иначе быть и не должно. Ведь не могут же люди разбить дом, который уже почти построен. Из-за одного дуновения ветра он не может разрушиться до фундамента.
На часах уже восемь, а его все еще нет. Ничего, задержится немного, а я подожду. Иногда, для совершенного счастья нужно подождать. Я целый год ждала момента, когда его увижу, и радость захлестнула меня при встрече. Отношения длиною в год не очень много, но и не мало. Половину дома мы уже построили.
Спустя двадцать минут он так и не появился. Неужели он передумал? Я нетерпеливо теребила в руках серебряное колечко, купленное накануне…Колечко-клятва, колечко-любовь..
Эту историю рассказал нам один торговец на местном рынке - очень разговорчивый мужичок: в знак любви и верности, ради укрепления отношений и понимания влюбленные должны обменяться серебряными колечками «Спаси и Сохрани», около статуи Богородицы, напротив моста. Найти их не сложно - такие кольца продаются здесь в каждой монастырской лавке. Идея показалась не плохим приключением нам обоим: людям, привыкшим к признаниям в любви на стене ВК и считавшим это неземным подвигом. Любовь онлайн, отношения онлайн - это было наше первое знакомство вживую, которое через пару дней переросло в скандал.… Но я твердо считала, что это настоящая любовь и для свадьбы нам осталось только помириться и познакомиться с родителями.
Без двадцати девять. Мною начинала овладевать паника. Но окончательно поддастся ей, я не успела. Мой взгляд остановился на парне, стоявшем на противоположной стороне моста. Парень, как парень - черная кожаная куртка, туфли и темно-синие джинсы. Но в руках у него блеснуло серебряное колечко. Мне стало интересно, к тому нужно было скоротать время, пока придет мой возлюбленный. Я подошла к нему, не совсем осознавая, как и о чем я начну разговор. Заметив меня, он удивленно вскинул брови, но опустив взгляд на руки, в которых я все еще теребила колечко, вздохнул и предложил закурить. Какое-то время мы молча курили, наблюдая за неторопливым течением Донца. Я не выдержала первой:
- А ты тоже любимую ждешь?
-Да – последовал короткий ответ.
-А вот, Мой чего-то опаздывает…
- Что же это за парень, который заставляет девушку ждать?- хмыкнул он.
- Так получилось ..– не внятно пробормотала я.
- Ладно тебе – он положил руку мне на плечо – Чего ты обижаться сразу-то? – и не дождавшись ответа, продолжил - Вы кольцами с ним обменяться решили, а он не пришел?
Я молча кивнула. Он снова вздохнул и продолжил:
- Несколько лет назад я тоже приезжал сюда с девушкой, и мы обменялись кольцами во имя любви до гроба, – с этими словами он бросил окурок в стоявшую рядом урну и, достав еще одну сигарету, продолжил:
- Ее кольцо лопнуло через неделю после возвращения. Я не суеверный, для меня такие штучки ничего не значат. А вот, она – наоборот – увидела в этом знак свыше. Я любил ее и мне было плевать на всех богов и их знаки, но с того момента отношения у нас перестали складываться и мы расстались. Я больше не играю в эти игры.
- Кого же ты сейчас ждешь?- недоуменно спросила я. Ответ получить мне не удалось - на мосту послышалось тонкое звучание женских каблучков, переплетенное с частым, едва слышным, топотом маленьких ножек.
Мой спутник оглянулся, и, ответив улыбкой на еще отдаленные крики дочери, быстро повернулся ко мне.
- Я ждал свое счастье, - все еще улыбаясь, ответил он. С этими словами он размахнулся и, сверкая серебром в мягком свете фонарей, его колечко полетело в Донец.
- Самое главное, не перепутать настоящее с ложным,- уже уходя, сказал он мне.
- Находясь под впечатлением от происходящего, я только смогла повторить слова, которые были главной мой надеждой в этот вечер:
- Дом, который почти построен, не может разрушиться от одного дуновения ветра.
- Может..- почти шепотом сказал парень и в его глазах блеснул странный огонек - Может, если он построен на песке.
Ольга Рева
Сон над рекой
Я слышу, как течёт вода,
А с неба падает звезда
И отражается в реке,
Пуская блики вдалеке.
Какая ночь! Как пахнет степь!
Мне б в эту ночь прожить успеть
Другую жизнь, как наяву,
Но чтоб не так, как я живу,
А чтобы плыть на корабле
Вперёд к неведомой земле
И чтоб высокая волна
Осадок вымыла со дна
Моей души, а то на ней
Слежались грудою камней
Усталость, боль и тянут вниз,
А мне мечта нужна, как жизнь!
Нарушит тишину скворец,
И сонный Северский Донец
Плеснёт лениво под луной,
Развеет сон короткий мой.
О хлебе
Горит солома на полях, в дыму всё небо.
В этом году дала земля так много хлеба.
Зерно на склады увезли, село гуляет:
Сегодня праздник, день земли: День урожая!
Пускай не лучшие поля, не чернозёмы,
Пускай автобусы пылят по трассе в сёла,
Пускай в низине колея, летят вагоны…
Не надо забирать поля под полигоны!
Что делать, если в день семья ест три буханки?
Народу нашему поля нужней, чем танки!
Забыли поблагодарить мы, как ни странно,
Всех тех, кто хлеб для нас растил так неустанно,
Тех, кто не променял поля на полустанки.
Народу нашему земля нужней, чем танки.
Не тратьте деньги на войну, а на поля!
Кто сможет прокормить страну, уйдя стрелять?
За хлеб, за небо и поля, разлив Днепра
Спасибо, матушка-земля, земля-сестра.
Утро перед поездом
Над речкой поднимается туман.
Нам летний дождь подарит две минутки,
А после мы уедем по домам,
Проехав километр в одной маршрутке.
Тебя автобус ждёт, меня экспресс.
И мне немного жалко расставаться.
К обеду я скажу: «Привет, Донецк!»
Ну а сейчас с Днепром пора прощаться.
И всю дорогу думать буду я,
А может, буду думать даже сутки
О том, что если б не было дождя,
Не ехали бы мы в одной маршрутке.
Александр Товберг
Над Почайной-рекой
Видение
Надвигается осень
Отступает листва
Подступают вопросы
Прорастают слова
Разбегаются мыши
Надвигается снег
Шорох мёртвых камышин
Шёпот чей-то поверх
Всех желаний-хотений
Всех прилипчивых дней
Шорох блёклых растений
Вздохи серых теней
И тихи и случайны
В этом времени мы
И над тайной Почайной
Ропщет рослый камыш
Голоса издалёка
В перекрестиях лет
Зверий рёв птичий клёкот
И движение тел
Этот мрак предвечерний –
Шепот тысячи уст
Из подземных течений –
Потаённая Русь
Возникает в тумане
Мерный рокот подков
И идут христиане
Сколькосот языков
На опушку въезжают –
Звук молитв на устах
Киевляне-славяне –
Неофиты креста
Я гляжу издалёка –
В шум истории вшит
На меня многооко
Дух язычеств глядит
В перекрестии взглядов
Закипают века
Пузырящимся ядом
Кровь бормочет в висках
И – уходит уходит
Снежным маревом смыт
В леденящие воды
Предстоящей зимы
Только шорох камышин
Над Почайной-рекой
Еле слы,.. еле слышен –
Снова тишь и покой…
БРОДСКИЙ. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Сколько раз я вернусь –
но уже не вернусь – словно дом запираю…
ИАБ
Ведь ты здесь жил, ведь ты здесь точно жил!
Попробуй вспомнить, несомненно вспомнишь –
Проклятый жид, печальный Вечный Жид,
Опёртый о щербатый подоконник –
Стоишь, молчишь и куришь, ты достал
Фигурою нелепой и сутулой.
Стучит копытом, морщит свой пятак
Твой бес небес, сплетён из арматуры.
Под вечер, в пять, втекает в дом Нева,
Река времён от стоков ядовита,
Проходишь вброд и черпаешь слова,
Ослепших фраз кустарный композитор.
Ты возвратился, и в тебе прокис
Щербатый город, нежный неврастеник,
Щербатый дом, в котором столько крыс –
Снующих и глядящих сквозь простенок,
Что кажется – куда ни ткни перстом –
Везде чума, везде зубовный скрежет,
Но кажется – ты, человек с котом,
Скотом не стал, застыл, остался прежним.
Ты точно жил, и чёрной точкой жил,
Запутавшись, шагал по побережьям –
Увечный жид, печальный Вечный Жид!..
Ты – междутам, и где-то здесь ты – между.
НА ДАЧЕ В ПЕРЕДЕЛКИНО
Высокий лес качается
И обступает дом.
Счастливая нечаянность ‒
Мы в доме том живём.
Кишит делами мелкими
Китайская Москва.
А нам с ручными белками
На даче в Переделкино
О чём переживать?
О русском мире ль сетовать
От родины вдали?..
Мы над невзрачной Сетунью
Прибежище нашли.
Кого хвалить, вина кого,
Что тихо и свежо?
И к даче Пастернаковой
Всего один шажок.
Насмотришься, надышишься,
Свободы в грудь набрав,
Но шепчет время ‒ вышел срок,
И убегать пора.
Останется историей, ‒
Не сдохнешь, так вздохнёшь,
Как вдалеке от горя был
Сам на себя похож.
14‒16.09.15 Переделкино, Москва, Талдом, 25.09.15 Красноармейск
Александр Курапцев
* * *
Этим летом Донец впадает в Лету,
пепел ложится налётом на лица,
Лотовы бабы, согласно приметам,
пьют эту розовую водицу,
пьют и не могут остановиться.
Этим летом Нева чернее вороны,
словно душа душегубца-Петра,
и с террикона ныряет проворно
редкий Чапай в середину Днепра
под троекратное злое ур-ра.
Этим летом в Кальмиусе ловят не рыбу,
Торец изогнулся упругой дугой…
А в сонной Каяле мутно и тихо –
там в камышах хоронится Игорь,
слушает,
как Москва выходит из берегов.
200
Мимо пацаков, ацтеков, отстойников,
мимо гремучих домов
катятся двести вагонов покойников
к самому синему мо.
Сельва бубнит от Каялы до Бахмутки,
словно запаяна в цинк,
взрослые режутся шашками в шахматы,
дети сосут леденцы.
Не поспевают за дырками бублики,
за Сталинградом – фашист,
хватит народных бананов республикам,
аборигенам – лапши.
Хватит котомок потомкам полковника,
руки и губы в земле,
катятся двести вагонов спокойненько
по запасной колее.
Правда зависит от точки прозрения,
от приговоров и снов,
падают яблоки с древа забвения
с рёвом и свистом в окно.
Падает небо, и улица падает
в непроходимую тьму,
те, кто питается пеплом и падалью,
снова пируют чуму.
Время показывать, время доказывать
кривду упрямым ногам,
время живёт заводными рассказами
воцИрковлённых цыган.
Чисто обмыты, одеты, накормлены,
тёплые, как эскимо,
маются двести вагонов покойников:
где наше синее мо…
Иван Нечипорук
* * *
Неужели я увижу, как несёт Славутич волны
Между снежных берегов?
Ожиданием томимый и предчувствием исполнен,
Я свободен от оков.
Наслаждаюсь стылым ветром,
робким снегом-недотрогой,
Жарким трепетом горя.
Дух Рождественский витает и ведёт меня в дорогу,
В светлый праздник января.
НА ХОРТИЦЕ
Н.К.
Январь зеленеет на склонах скалистых,
И чайки шумят над волною седой.
Густой перелесок сухой и безлистный
Стоит над гранитной высокой грядой.
И сбитая с толку теплом новогодним,
На Хортице буйно взыграла трава,
И мы по тропинке к вершине восходим
Навстречу рассвету и шалым ветрам.
Над нами стрекочет пульс электролиний,
А под ноги стелется плющ молодой,
И дух старины на крылах соколиных
Парит над всевечной днепровской водой.
НАД РОСЬЮ
Вербы тоскуют над водами в тихом укоре.
В кручах прибрежных мерещится мне Святогорье –
Как же похож этой речки поток на Донец!
Но не хватает мне ветра в беззвучном просторе,
Мне не хватает биенья донбасских сердец…
Край мой родной, я душою с тобой непрестанно
Там, где твои терриконы – наследье титанов,
Вместе с курганами тайны столетий хранят,
Там, где вся степь стала чёрною огненной раной,
Там, где твои города превращаются в ад.
КРИКИ ЧАЕК НАД НЕВОЙ
Тают в облаках лучи…
Ветер свищет, как нагайка,
Воздух сладостно горчит.
Надо мной не плачут чайки,
Надо мной кричат грачи.
Кроны тополей пусты…
На ветру трепещет осень,
Сквер, осунувшись, простыл.
И октябрь с собой уносит
Прогоревший дух листвы.
Заболел мой край войной…
И друзья считают чаек
Над холодною Невой.
И по Родине скучая,
Не торопятся домой…
НАД ОКОЙ
Я Есенина вспомнил строку,
Пролетая над гладью затона,
И душа моя сжалась до стона…
Я впервые увидел Оку
И казалось река, как тогда,
Омывая Рязанские земли
Светлым песням рыдающим внемля,
Понесет их сквозь вьюги-года.
Я впервые увидел Оку,
Для себя открывая мир новый,
Где не гаснет Есенина Слово,
И стихи в поднебесье влекут.
БОГОДУХОВСКОЕ
Е. Подлипскому
Там сосны гордо рвутся к небу,
А здесь вскипает суета
В пылу труда и в царстве гнева
Смешались звуки и цвета.
Тут Мерла протекает мерно,
И дышит сыростью земля,
Здесь от того деревьям скверно –
Суставы у ракит болят.
Я за щербатою стеною
Учусь мгновения считать
И жить тревогою ночною,
Начав жизнь с нового листа.
АПРЕЛЬСКОЕ ПЕРЕДЕЛКИНО
Я нахожу себя в строке,
Шагая тропкой одинокой,
Где небо смотрит синеоко,
Как Сетунь тоненьким потоком
Несёт тоску к Москва-реке.
Вдали бьют Морзе поезда,
Блуждает эхо между сосен,
Сквозь ветви льётся в душу просинь,
И вот меня к мечтам уносит
Трель одержимого дрозда.
И пусть весна ещё тиха
И неуверенна, попробуй,
Вдохни озон чистейшей пробы,
Где не растаявшим сугробам
Назло, во всю, цветёт ольха.
СНЕГ В ШАХТЁРСКЕ
Смотрят дети Могилёва
На последний снег с моста.
В. Силкин
Сыплют небеса извёсткой
На луга и на дома.
Смотрит детвора Шахтёрска –
Неужели вновь зима?
Неужели пережили
Злобный огненосный год?
В зиму новую вступили –
Белый пух с небес идёт!
И, ликуя, смотрят дети –
Ольховой поток замёрз,
Вновь зима на белом свете –
Выжил маленький Шахтёрск.
ПУЛЯ
Застыла боль бетонной сваей.
Пришла беда, когда не ждут.
Посеяв свет – я пожинаю
Твою безумную вражду.
Не понимая, как всё плохо,
Я был в сомнениях не смел.
И как, скажи мариенгофа
В тебе совсем не разглядел?
А дружба, как макулатура
В утиль за грош сдана тобой…
Лети сквозь тьму, как пуля-дура
Над вспененной седой Двиной.
Екатерина Ромащук
Река
Я смотрю на зеркальную гладь
Замерзающей речки былого…
Если б можно мне было отнять
У реки человека родного!
Вижу прошлое, как наяву,
И рукой прикасаюсь к теченью.
Как же быстро мгновенья плывут…
Не спросив у меня разрешенья.
Не смогла я тебя удержать,
В прошлый день никого не пускают…
Я смотрю на зеркальную гладь
И сквозь пальцы любовь пропускаю.
Оксана Турченко
КАМЫШИНЫЙ ВЕТЕР
Двор был большим, но каким-то неухоженным – отсутствие спорых рук выдавала и трава, едва пробившаяся сквозь плиты проломленных дорожек, и сгнивший под многочисленными дождями забытый кем-то на заднем дворе стул, и кусочки начатой, да так и недоведенной до конца работы: шифер, брошенный у забора впопыхах, дрова около сарая, небрежно принакрытые пленкой, накренившийся мангал у старой вишни.
Вечер лениво ковылял с гор. Точнее в горы – здесь, внизу маленькие домики неуютно дрожали в прохладной тени, Северский Донец казался черным и бездонным, а монастырь и статуя Артема отливали багровым в нереально ярких последних лучах солнца.
Муж по-хозяйски суетился у мангала. Из телефона звучала Лама, бессильно пытаясь «перепеть» святогорские колокола. Ежедневный пятиминутный звон по расписанию, заросший двор с уборной, с крыши которой спускалась одинокая ветка дикой виноградной лозы, и вид на местную (хотя чего уж приуменьшать, всеукраинскую) достопримечательность – Святогорскую Лавру – вполне приличный набор за 60 гривен в день.
А я сидела в стороне, поминутно втягивая носом уже разливающийся от мангала аппетитный запах шашлыка, и пыталась понять – выйдет ли из этого уик-энда в Святых горах спасение нашего брака или опять помиримся ровно на неделю?
Думать в сумерках, глядя на огонь всегда легче – мысли плывут ровнее и даже навязчивые напевы с грузинским акцентом из побережных кафешек, сменившие колокольный звон, не отвлекают от размышлений. В бликах вечернего костра мысли, как и тени, приобретают замысловатый мистически-испуганный оттенок – откуда-то из детства вспоминаются поверья и страшилки, и в голове все чаще рокочет шекспировское «быть или…?»
Было неуютно и неудобно, словно усаживаешься и никак не сядешь комфортно — что-то невидимое мешает, причиняет почти физический дискомфорт. Именно такое ощущение охватило душу. Тело мое сидело недвижимо, а душе ерзала и никак не могла успокоиться. Неуютно из-за этого постоянного камышиного шороха, шепота, шума. Неудобно, потому что так хотелось поговорить с ним, объяснить ему, просто услышать его голос, и никак не могла заставить себя — хмуро-обиженный мужнин вид отбивал всякую охоту к каким бы то ни было разговорам. А они уж который месяц скорее по привычке, чем по объективной реальности, заканчивались очередным скандалом.
Я сидела в самом углу этого заброшенного и, тем не менее, жилого сада, спиной к стене шуршащих в вечной панике камышей и наблюдала за мужем, колдующим у шампуров. Вокруг в этой темноте было столько шорохов и шумов, что на внезапно усилившееся волнение растений я просто не обратила внимания. Именно поэтому и не заметила, как из-за бурой болотной травы появился этот черный человек. Быть может, он наблюдал за мной вот так, беззвучно перебирая четки, почти скрытые в рукавах черной рясы, уже несколько минут. Хотя, вполне может быть, что, бессознательно отметив изменения в окружающем ландшафте, я подняла голову именно в тот миг, когда он только-только успел принять свою отрешенно-спокойную позу.
Не вполне сознавая, что именно произошло, я со страхом молча смотрела на монаха, пока внутри черепа, где-то глубоко в голове раздавался дурацкий, испуганный, дрожащий мой голос: «Кричи! Кричи! Почему ты не кричишь?!»
Монах был до нелепости весь какой-то непрезентабельный: хвостик спутанных длинных волнистых волос у основания шеи (почему интересно у монахов они всегда вьются, в отличие от длинных прямых косм каких-нибудь хиппи?); какая-то редкая, будто насквозь просвечивающая бородка; глаза, которых совсем не было видно в вечернем саду, ряса, похожая на старую черную мешковину.
На разбойника не похож, на психа, вроде, тоже. Хотя, такая ярая приверженность к религии как монашество, всегда ассоциировалась у меня с чем-то ненормальным. К тому же, обычные люди, а уж тем паче, «слуги господа», не шуршат камышами на заднем дворе чужого дома, в час, когда раскаленное солнце прячется за горизонт.
Я оглянулась на мужа; отблески костра странным образом изменили его лицо – жутко долгие 5 секунд мне показалось, что я приехала сюда с чужим, незнакомым мне человеком, по нелепой глупой ошибке приняв его за супруга, и лишь теперь весь кошмар совершенного открылся мне в полной мере. Потом страх отступил, и я вновь узнала его – привычного и злобного, с недовольно сжатыми, как всегда при разговоре со мной, бровями и острыми скулами с бегающими желваками. Таким, только таким видела я его весь последний год.
Одна ссора перерастала в следующую, та – в очередную, и так далее. Во все возрастающей геометрической прогрессии. Пока в один из летних дней сгусток этот не прорвался ожесточенным взрывом взаимных угроз, выкриков, горьких воспоминаний и закрытыми дверьми, о которые то и дело глухо стучало огромное, заполонившее все пространство квартиры и наши с ним глаза, уши, поступки, слово «РАЗВОД».
А вот мужа, почему-то эта близость к монастырю успокаивает. Слепое поклонение религии? Так или иначе, но для восстановления былого мирного семейного сосуществования – о чувствах речь тогда уже не шла – мы прибыли именно сюда.
Я против Святогорья ничего не имею – лес, река, горы – чудное сочетание. Ласковый Донец серебристой рыбкой игриво выныривает между шумными деревьями. И архитектурная композиция Лавры странным образом романтично сливается в едином пейзаже и с революционером Артемом, и с пьяным смехом близлежащих «гадюшников».
(Его словечко. Совершенно незаметно, за годы нашей с ним борьбы-женитьбы я переняла его словечки, его увлечения, его привычки, вытеснившие мою жизнь и мои желания практически без остатка, но не сумевшие полностью переделать меня в него. Собственно из-за этого весь «сыр-бор» – я осталась собой, а он не смог (или не захотел?) ни понять, ни пережить этого).
Но ехать на такой живописный курорт только лишь потому, что где-то глубоко в таинственном мужском мозгу поселилась мысль, что, может быть, хотя бы спокойствие и величие «святых мест» образумит своевольную жену, уж слишком парадоксальна и фантастична даже для такой сентиментальной мечтательницы, как я. К тому же отдает душком какого-то мещанства – еще бы перрон и поезд в нужный миг – и все что ни сложится, для него будет именно по правилам. По его вечным, постоянным, надоедливым консервативным правилам.
Вообще-то последние несколько месяцев буквально выпали из моей памяти – общение с мужем свелось до такого нелепого минимума, когда сутки в тишине, без единого слова друг к другу уже перестали удивлять и просто слились в одну сплошную серую непроницаемую полосу тумана.
Отношения эти – когда двое, в общем-то, счастливых, влюбленных человека, проживших не один год под одной крышей, вдруг в одночасье стали друг другу чужими настолько, что присутствие «второй половинки» в одной с тобой квартире воспринималось как нонсенс, - причиняли физически ощутимую боль нам обоим. Поэтому на фоне этой многомесячной «каторги», появление какого-то монаха из кустов не вызвало такого уж дикого недоумения.
Монах молчал и смотрел на меня. Или не смотрел? Из-под густых бровей моментами казалось, что зрачки его буравят меня насквозь, а в следующую секунду — что у него вообще нет глаз — одни сплошные густые черные брови.
«Ты же понимаешь, что у вас нет будущего?» Его голос теннисным мячиком прыгал в моей голове, гудящей в такт колоколам звонницы.
Никакого ощущения нереальности происходящего. Наоборот, тени серых деревьев, в уже ставшей плотной и различимой на вкус темноте, выделялись еще резче. Силуэт монаха, оставшись таким же неказистым, утратил всякую таинственность — передо мной стоял просто уставший человек в запыленной, давно уже не новой рясе. Запах шашлыков становился все аппетитнее, ночные звуки — еще четче. И лишь чужой голос, произносивший фразы глубоко в моих мыслях разбивал в дребезги всю эту до чертиков реальную картинку.
Первая мысль — перегрелась. Нет, сойти с ума я не могла — слишком четко воспринимаю все вокруг. Я не пила — это не спиртные пары и наступившая в следствии белая горячая. Значит все ясно — солнечный удар. Конечно, не стоило в самый полдень крутить педали катамарана. Все дело в этом. Я заболела. Просто у меня температура и я брежу. Нужно скорее позвать мужа — он знает, что делать, он всегда точно знает, как поступить. Он обнимет меня и все сразу наладится. Все будет как раньше, когда все проблемы прекращались от одного его прикосновения.
Монах не перебивал поток этих обрывочных фраз, кружащихся, словно детская карусель у меня в голове. Он просто стоял и молча глядел на меня. Или сквозь меня? Его глаза казались сплошными черными пятнами. Он явно слышал, о чем я думаю сейчас — это было заметно в его позе, это ощущалось в воздухе. Он и не думал возражать и не переубеждать меня — он просто стоял. Ждал.
И пока длилось это молчание на фоне треска костра, далекой кафешной музыки, свистящих цикад, ко мне постепенно, маленькими неуверенными крадущимися шажочками приходило понимание, что он прав в своем молчании. Что прошло уже, как ни горько признаваться себе в этом, то время, когда руки мужа спасали меня от всех невзгод окружающего мира. Что он давно уже не решает все проблемы. Что с некоторых пор они просто делятся на две категории: те, которые нужно решить, и те, которые решать не хочется; на его и мои. Что его губы сжаты злобой не от каких-то реальных внешних неприятностей, а просто потому, что я нахожусь рядом. Что хмурые его брови — всего лишь реакция на мое присутствие.
И это понимание — что у нас действительно будущего никакого нет, внезапно напугало меня гораздо больше, чем вся эта нереальная ситуация — чем ниоткуда появившийся монах, чем эта последняя наша ночь в чужом доме, чем месяцы затянувшегося молчания, чем равнодушное лицо любимого мужчины.
Монах видимо понял мое состояние, и именно в тот момент, когда сильная, озлобленная сотнями прошлых предательств и постоянно готовая к новым разочарованиям женщина покинула мое тело, уступив его маленькой одинокой девочке, отвернул голову в сторону, где чуть блестели в темноте купола монастыря.
А я, забыв обо всем и обо всех, тихо плакала. Плакала, прощаясь со счастливой семейной жизнью, которую я так тщательно растила, будто диковинное тропическое деревце. С браком, который должен был стать одним на всю жизнь, а на самом деле не дожил даже до пятилетнего юбилея. С мужем, которого я любила, и который тяготился моей любовью. Плакала, прощаясь с мужчиной, который, видимо, и не заметит моего исчезновения — настолько занят сейчас этими глупыми, ненужными шашлыками и своими мысленными обвинениями меня во всех наших ссорах и скандалах.
Наконец сил плакать не осталось. Монах тоже понял, что я готова и снова смотрел в мою сторону своими черными глазами-тенями. «Пойдем» вновь прозвучал его голос в моей голове, и монах повернулся в сторону шуршащей в беспорядочном ожидании ветра стены камышей.
Мне опять стало страшно. Куда-то идти без мужа, самой.... Это было так... непривычно, так.... одиноко. Как я уйду без него? Как я смогу без него? Как я выживу одна?
«Ты же понимаешь, что у вас нет будущего?» Тот же голос, те же интонации — полувопросительные, полуутвердительные, полуреальные. И я почувствовала, что терять уже нечего — я потеряла все, что было мне необходимо, еще около года назад. И страшиться больше нечего — самое страшное успело произойти. И надеяться больше не на что, пока у мужа появляются эти сердитые морщинки на лбу от одного моего появления.
Поэтому я встала и медленно начала пробираться за уходившим в камыши монахом.
_______
Камыши казалось, зашуршали чуть громче, будто кто-то пробирался к дому со стороны пустыря. Мужчина у мангала поднял голову и замер, вслушиваясь в ночные шорохи. Успокоение и одиночество, которые он искал, никак не появлялись.
«Может, и не стоило сюда снова приезжать». Мужчина резко встряхнул головой, пытаясь прогнать в сотый раз за вечер всплывающую в хмуром сознании мысль.
Родные и друзья отговаривали его, как могли, от этой поездки. Дескать, приехав в одиночку туда, где он последний раз был вместе с ней, туда, где они провели свои последние семейные выходные, пытаясь заштопать рвавшийся по всем швам брак, он может разбудить старые воспоминания (будто они все это время хоть секунду спали в нем!).
Их программа спасения брака тогда не сработала. И назад, домой, они возвращались еще более чужими, чем раньше. И он было зол на нее; на то, что она такая отстраненно-равнодушная сидит рядом, будто не понимает, что произошло, что их совместной жизни осталось ровно 40 минут дороги, что когда они доберутся до дома, «их» уже не будет, а будет она и он. Отдельно.
Он был слишком раздражен и расстроен, а потому хотя и смотрел на дорогу, видел ее лишь периодами, будто просыпаясь внезапно.
Она, казалось, даже не осознала, что умирает — там, в машине скорой, что на удивление быстро примчалась к месту их аварии, она таким же запуганным злым зверьком смотрела на него, словно после очередного привычного уже скандала.
А потом ее не стало.
Не стало для окружающих. Потому что он каждую минуту, каждый день в течение этого года жил, не представляя, как избавится от этого гнетущего ощущения, что она рядом, что она каждую минуту с ним, что она все так же – зло и молчаливо – смотрит на него.
Поэтому и решил опять вернуться сюда — на то место, где попытка спасти их семью так жутко реально превратилась в семейную драму со смертельным исходом.
Он знал, что она не простила его, считая, что именно он стал причиной того, что все в их более-менее налаженной семейной жизни вдруг пошло по пути упреков и непонимания. Он тоже не простил ей, и сейчас считал, что она одна виновата в том, что не смогла (или не захотела?) вовремя заметить, смолчать, исправиться, измениться, стать другой, стать такой как он хотел, стать идеальной женой.
А вот теперь эти шумящие камыши на какой-то миг перенесли его в тот день, когда она сидела поодаль от него, когда он так же готовил шашлык, только для них двоих, сидела, что-то записывая в свой блокнот и поминутно прислушиваясь к шороху камышей, пока он мучился очередной попыткой заговорить с ней и никак не мог подобрать тему — ее равнодушное лицо и глаза с затаенной злобной обидой, останавливали так и не начавшийся разговор.
Мужчина вновь опустил голову. И вдруг лицо его, до этого сжатое напряжением, расслабилось — женщина, поселившаяся в его мыслях, больше не тревожила его. Ее не было. Смолкший шелест камышей унес с собой ее невидимую тень.
Мужчина вдохнул полной грудью ночной теплый воздух и с воодушевление и явным удовольствием склонился над огнем.
Прощенный или нет, но теперь он был свободен. Теперь он был одинок.
Екатерина Радченко
Берёза
Здравствуй, берёза! Дай руку пожму.
Ты сил придаёшь мне немало.
И вспомню, как раньше берёзку одну
Я в парке родном обнимала:
В венке — одуванчик, черемухи цвет,
Наивность — в глазах и в улыбке,
И фото на память... Как ярок был свет!
Как наши мечтания зыбки!..
Теперь далеко та берёзка моя,
И липа, и тополь у дома,
Умчалась я нынче в другие края,
Но в сердце осталась истома.
Здесь Клязьма прекрасна, и краше леса,
Но как-то нежданно порою
Я Родины слышу своей голоса,
Что манят дорогой степною.
Берёзка-подруга, с ветрами привет
Отправь на мой Кальмиус милый,
Я помню там каждый закат и рассвет,
Дававший мне веру и силы.
Ой, не пой так звонко, соловушка!
Ой, не пой так звонко, соловушка,
Не журчи в ответ, Клязьма-реченька,
Ой, склонила ива головушку,
Ночь без звёзд темна, гаснет свеченька.
И зову ветра ураганные:
Отгоните думы печальные,
В земли дальние, иностранные
Унесите грёзы венчальные.
Как быстры весной воды талые,
Так быстра любовь у неверного,
Обещанья дал захудалые,
Не найти тоски сердца скверного.
Я его ждала, я же верила,
Но к другой ушел без сомнения,
Не тому судьбу я доверила,
Ни к чему теперь все волнения.
Саур-Могила
Здесь судьбоносные скрижали
Трех тысяч лет народ берег.
Войска СС курган держали,
Но Миус-фронт фашизм обрек.
Омыта кровью рот, комбатов,
Но уцелевшая в бою,
Саур-Могила от сарматов,
Твою я доблесть узнаю!
И как же так потом случилось –
Мемориальный комплекс пал!
Ах, совесть, нам ответь, на милость,
Что прадед бы на то сказал?
Иль победителей не судят?
В войне гражданской свой закон:
Здесь победителей не будет –
Лишь горе дышит, как дракон.
Андрей Линник
Донец разлился. Половодье.
В воде деревья по колено.
Светило щедро свет сегодня
На монастырские льёт стены.
День безмятежен. Птичий щебет
Да звон далёкий колокольный.
Душе парить в лазурном небе
Так нынче хочется невольно.
Сегодня праздник Воскресенья,
Взгляни — природа оживает!
И воздух, благостный, весенний,
Бодрит, пьянит и освежает.
14 апреля 1996, Пасха. Святогорский монастырь.
Оксана Егорцева
РЕКА СПАСЕНИЯ
Скажите, кто сейчас не без греха?
Я тоже – разобраться – не святая;
Но все пороки смоет та река,
Проплыв которую, Любовь мы не теряем.
Река бывает бурной, тихой тоже,
И часто вдруг идёт в водоворот,
Изменчива, да и не всем поможет –
Она для тех, кто для Любви живёт.
Ведь настоящая Любовь – река помех,
Преодолеть их можно не всегда;
Река спасёт и смоет этот грех:
Любить открыто надо, без стыда.
НА СЕВЕРСКОМ ДОНЦЕ
Вечерний звон окутает Донец,
Накроет воду пеленой тумана.
И, кажется, что учит нас Творец
Жить проще, без сует и без обмана.
Намного легче в сердце жить любви,
Чем ненависти, что терзает душу.
Молитвой миг вечерний оживить,
Боясь все заповеди Божии нарушить,
Просить тепла и близким, и друзьям,
Чтоб больше света, меньше чтоб печали,
Чтоб все сомнения листвой в траву опали!..
Чтоб вера – в подкрепление делам!..
ПЕРЕКРЁСТОК
На перекрёстке двух миров
По двое выстроились души:
Идёт борьба добра со злом
И, равновесие нарушив,
Кровавый пир справляет Смерть
И упивается Содомом:
«О, реки крови!.. Сколько жертв!
А помните, был мир?»
– Не помним…
Ярослав Слуцкий
Художник
Пролог
1. Истина различна для каждого и невозможно сотворить истину единую, универсальную, которую примут все и будут отвечать, что она есть часть их сущности. Она, словно строительный материал, созданный под индивидуальный заказ, является одним из элементов построения целостной личности, которая уже станет одной из частей мозаики общества.
2. Но возникает вопрос о местонахождении личности в моменты, когда она познает истину. Если, конечно, подобный процесс является для человека ощутимым, уловимым. Ведь вполне возможно, что большинство людей попросту игнорируют подобные ощущения, погребая их под терриконами всего того, порой совершенно ненужного, с чем мы сталкиваемся каждый день.
3. Так где же постигается истина? Для многих она полностью недостижима. Независимо от их стремления или его отсутствия, некоторые люди попросту не в состоянии обрести место, где они смогут попасть во власть природы и самих себя, т.к. они отвыкли от подобных поисков и влились в стремящийся вдаль поток повседневности. И порой неизвестно, ждет ли впереди водопад?
4. Что касается тех, кто отыскал место, где имеется возможность восполнить силы (как физические, так и духовные), они не смогут уже отречься от возможности, которая поможет им творить в дальнейшем, когда они снова вернуться в вышеупомянутый поток. Ведь истина кроется не в десятках прочитанных энциклопедий и книг, а в понимании себя, как части чего-то большего и попытках данное понимание расширить.
5. Не удивительно, что подобные места находят для себя писатели, художники, те, кто черпает свои силы из окружающего пространства. И чем насыщеннее то или иное пространство, чем больше подпитки оно предоставляет для творца стихотворений, произведений или картин, тем более сильный результат своих трудов они могут предъявить обществу. Проблема в том, что не все в социуме смогут творение понять и принять; все от того, что не обрели они еще места, где постигается истина.
Часть 1. Холст истины
6. Сквозь широкие и уплывающие за горизонт просторы, проносился Северский Донец. Не сказать, что скорость реки была быстрой, не сказать, что она была медленной. Более уместным определением будет слово «сбалансированный». Именно сбалансированной казалась водная артерия, в некоторых местах замедляющая, в других ускоряющая пульсацию, однако не останавливающаяся.
7. Данные виды и действа привлекали, на протяжении уже длительного времени человека, который нарек себя искателем, но другие звали его художником. В описываемый день он, как и довольно большое количество раз до этого, не спеша ходил вдоль реки. Однако путь его не был направлен лишь в одну сторону. Даль его не манила, он становился частью того места, где находился в данный момент времени.
8. Пройдя некоторое расстояние, художник останавливался, словно четко осознавая, какое количество шагов или метров ему необходимо преодолеть, и поворачивал обратно к тому месту, от которого он начал движение. Достигнув начальной точки, он отправлялся в противоположную сторону, однако на сей раз известное только ему количество шагов или метров было иным. Непонятно только было, преднамеренное ли это изменение или спонтанное.
9. В нескольких метрах от начальной точки находился мольберт, который удерживал чистый холст. Его белый цвет создавал резкий контраст с окружающей художника цветовой гаммой, наполняемой полями, посадками и Донцом. Но подобное отличие бросалось в глаза не долго. Время от времени, художник подходил к холсту и наносил на него краски различными видами кистей.
10. Порой художник слышал звук электрички, проносящейся туда, где ее ожидали. Возможно даже такие же художники, как он. Однако данный звук не был отвлекающим и раздражительным. Он, скорее, дополнял виды окружающего художника пространства и на определенное время, до тех до тех пор, пока электричка не удалялась слишком далеко, когда ее звук уже не был слышен, создавал полноценную действительность, союз цвета и звука.
11. Подобное переплетение звуковых и цветовых гамм создавало необходимую для художника атмосферу, позволяющую ему предаться размышлениям, посвященным его будущим картинам. Именно в подобной атмосфере он прохаживался то в одну сторону, то в другую и пытался поймать мысль, которая сможет подвигнуть его на очередное творение на холсте, который пока что был чист.
12. Встретившись с новой идеей, художник старался как можно быстрее перенести ее из своей головы на белое полотно, т.к. промедление может разрушающе действовать на пойманный замысел. Уже не раз художник лишался идеи из-за своей медлительности и, напрасно подойдя к холсту, он снова вынужден был отправляться на новые поиски.
13. Поэтому, только лишь ухватившись за нить идеи, художник спешным шагом направлялся к холсту и переносил на него, на самом деле, не мнимую идею, где-то парящую и невидимую, а свои переживания и впечатления, которые накрывали его время от времени, словно волны цунами. Оттого он и торопился, чтобы волна впечатлений не успела раствориться в пространстве, а была запечатлена в его картине.
14. Порой его посещали иные мысли, совершенно не имеющие отношения ни к будущей картине, ни к видам окружающей его природы. Они серьезно вредили художнику, создавая инородные помехи, блокирующие сигналы, необходимые для создания картин. Он всеми силами пытался снова переключить свое внимание и сознание на необходимую волну, однако подобного рода старания не всегда венчались успехом.
15. За годы своего творчества он уже знал, что в подобных случаях продолжать процесс написания картины невозможно, поэтому художнику приходилось прекращать деятельность и возвращаться уже с чистым и готовым к творчеству сознанием. Это же случилось и в тот раз: посторонние мысли вынудили его отвлечься от работы на некоторое время и вернуться на место творчества чуть позже.
16. Однако прибытие на место поиска своей истины принесло безрадостное впечатление. Недалеко от того места, где художник обычно творил, находился другой человек, по всей видимости, также являющийся художником, т.к. перед ним находился холст и он старательно выводил кистью мелкие детали своей будущей картины, изредка поглядывая вперед, в те границы пространства, которые он пытался перенести на холст.
17. Художник, остановившийся неподалеку, некоторое время наблюдал за происходящим, оценивая то положение, в котором он оказался и, не желая возвращаться домой, он принял решение, давшееся, нужно заметить, с трудом, т.к. художник еще никогда не оказывался в подобных ситуациях, подойти к художнику, занявшему его творческую территорию.
18. Расстояние между ними не составляло и сотни метров, но по необъяснимым для художника причинам, каждый его шаг вперед визуально увеличивал отдаленность другого художника. Не совсем ясен был подобный эффект, художник не стал придавать особого значения такому развитию событий и счел это за проявление новизны ситуации (когда его место оказалось занятым) для себя.
19. По мере приближения, хоть оно и затягивалось (по крайней мере по ощущениям художника), его шаги, по-видимому, стали проявляться в пространстве и оказались достижимы для слуха другого художника. Это было очевидным после того, как другой художник, оставив свои труды над холстом, обернулся и удивленным взглядом посмотрел на подходившего человека.
20. Секунды проходили, однако молчание продолжалось. Художник, писавший до этого картину, внимательно рассматривал подошедшего гостя. Все необходимое для создания картины, находившееся у человека, который подошел, способствовало созданию уверенности в том, что человек напротив также является художником. Удивленный взгляд постепенно сменился и стал беззвучно задавать вопрос.
21. Молчание прервалось. Художник: Приветствую, я вижу, что Вы также являетесь создателем картин. Можно ли узнать причину нашей встречи? Если это произошло случайно, мне бы хотелось продолжить работу в одиночестве.
22. Художник: Расстрою и Вас и себя утверждением, что мое присутствие здесь в данный момент не случайно. Дело в том, что я пришел на привычное для себя место поиска истины и написания картин. Однако, увидел постороннего творца чего-то на холсте (художник попытался осознать, что изображено на работе другого художника, но ничего не смог понять. То ли картина еще не была готова, то ли изображенное на ней нечто было недостижимым для его разума).
23. Художник: Не совсем корректно, коллега, характеризовать мою неоконченную работу, как «что-то». Если же Вы имели в виду мои предыдущие картины, то подобное обозначение тем более абсурдно, т.к. я сомневаюсь, что Вы являетесь знатоком моего творчества. Что же касается Вашего места, я не заметил обозначений, которые бы демонстрировали принадлежность данной территории кому-либо.
24. Художник: Оставим Ваши работы за пределами нашего разговора, т.к. они не имеют к нему ни малейшего отношения. По поводу территории, Вы, наверное, не поняли, о чем я веду речь. Зайдем с другой стороны. Скажите, у Вас имеется место, где Ваш разум способен к поиску истины?
25. Художник: Мне кажется, что диалог об истине неуместен. Не вижу связи Вашего вопроса с тем фактом, что я оказался сегодня здесь первым и оттого имею полное право завершать работу над своей картиной. Если Вы не станете отнимать мое время, скорее всего, сегодня я завершу ее и более здесь не появлюсь. Поэтому можете приходить завтра, раз уж Вам так важно находиться именно здесь.
26. Художник: Перспектива подобного рода меня не устраивает. Здесь, рядом с Донцом, я отыскал свое место, место, где я пытаюсь постичь истину. Каждая моя картина является частью полной мозаики мира, существующей под видом окружающего пространства. Работая над своими картинами, я предпринимаю попытки понять окружающее пространство. Таким образом, я приближаюсь к моменту принятия истины.
27. Вы мне советуете явиться на это место завтра, отнимая возможность поиска одной из частей мозаики. Пропущенный день будет обозначать отсутствие, возможно ключевого, объекта, которого, в конечном итоге, может не хватить. Не верю, что для Вас это место также стало ключевым в процессе познания истины. Подобное совпадение маловероятно. Поэтому позвольте мне расположить здесь холст и приступить к нанесению на него части истины.
Часть 2. Холст истины?
28. Художник: Странный у Вас, однако, метод написания картин. Мне достаточно найти подходящий вид и перенести его на холст, естественно, в своей интерпретации. Но чтобы искать при этом истину… И полагать, что ты находишь в окружающем пространстве часть возможно существующей полной истины… Необычная живопись.
29. Художник: Пусть и необычная, но настоящая, пропитанная истиной (по крайней мере, ее частью) и моими представлениями в тот или иной момент об окружающем пространстве. То, чем Вы занимаетесь, не нуждается в хостах или кистях с красками. Достаточно взять фотоаппарат, найти подходящий вид и нажать на кнопку, не утруждая себя написанием картины. Необходимо не интерпретировать вид окружающего пространства, а наносить на холст пропущенное сквозь свое сознание мироощущение, разбавленное эмоциями и переживаниями.
30. Снова послышался звук уходящей электрички, который неспешно уносился сбалансированным течением Северского Донца. На берегу реки, точнее, в нескольких метрах от берега двое людей, именовавшихся художниками доказывали, что один знает истину более, чем другой. Река неспешно направлялась вперед, являясь обладательницей истины, поэтому не нуждалась в доказательстве этого.
Иван Волосюк
* * *
Я спросил у неба: “Навсегда ли,
эти села, эти города,
синевою залитые дали…”
Небо отвечало: “Навсегда”.
Я спросил: “Поэзия уйдет ли,
(Слово канет в Лету, что тогда?)”
Голос был серьезен и отчетлив,
небо отвечало: “Никогда”.
* * *
Я не боялся жить, и воду из реки пил,
Свободы не ценил, и не боялся уз,
Зачем же вы тогда придумали R-keeper,
Explorer и Bluetooth?
Мне некуда бежать, везде меня поймают,
Сим карту вложат мне в мобильный, что бы я
Не слышал, как Господь задумчиво играет
На флейте бытия.
* * *
Я лондонских улиц не мерил шагами,
не видел ни Рейна, ни Темзы глубокой.
Я не был в Москве, где земля под ногами
священней, чем небо в Париже далеком.
Но видел березы простые сережки,
и видел дубов вековых позолоту,
и в книге травы, под зеленой обложкой,
застал муравьев за тяжелой работой.
* * *
Я люблю «Эталоны», но спать в них приходится тоже,
были поручни желты, сидения были в пыли.
И сливались молитвы паломниц и смех молодежи,
но гора меловая уже показалась вдали.
Может, это не мел, а какая-то древняя глина,
та, что стала Адамом, нагретая волей Творца.
Если с неба смотреть, то не будет Артем исполином,
и покажутся тонкою линией воды Донца.
* * *
Я руны под древесною корой
Пытался отыскать в лесу сегодня,
Потом у рек, измученных жарой,
На глиняных табличках мелководья.
И в поле, где нетронута земля,
Где ветер мне нашептывает тайны
И видятся штрихи календаря
На каждой палке и на каждом камне.
Я узнавал чужие письмена
Речений, выразительных и кратких,
Там, где лежат пластами времена
В простом хронологическом порядке.
Наталия Ковальская
ДЕТСТВА КРАЙ
Как давно не встречал меня Курск!
Так уж вышло: то Киев, то Питер …
Только я непременно вернусь
В край, где яблони, липы, ракиты;
В край, где детство спешило к реке,
Удивляясь Горбатому мосту;
Где от Красных ворот вдалеке
Парк шумел богатырского роста.
Мой загадочный Марьинский парк!
Все влечет земляникою спелой
В ту куртину, где хочется так
В хоровод стать березкою белой
И кружить, в сердце радость впустив,
Сотню солнц собирая в букеты …
Я приеду к тебе погостить,
Детства край – самый лучший на свете!
БАРАШЕК
Там, где небо выше и светлей,
Где в лугах полным-полно ромашек,
Друг старинных липовых аллей,
Родина, которой нет милей,
В яблочных садах стоит Барашек.
Кто-то, вероятно, пошутил,
Окрестив поселок так беспечно.
В Мухин пруд, примерив зелень ив,
Торопилась, про покой забыв,
Чистая стремительная речка.
Нет дождей – и без боязни вброд
Речку перейду и спрячусь в парке,
Наблюдая, как олень ведет
Стадо,
пить упавший небосвод,
Ледяной, и в летний полдень жаркий.
Прост секрет селенья и реки.
Знаю я и вам его открою:
Гладь реки кудрявят родники,
Как барашки, быстры и легки,
Наполняя мир живой водою.
РАССВЕТ
Слишком рано, чтоб быть всем доступной
И река, завернувшись в туман,
Дорожит каждой вольной минутой.
Ветер спит. В гладь любуется храм.
И плывут, красоте этой вторя,
Наполняя мне душу теплом,
Дух смолистый лесов Святогорья
Да малиновый сказочный звон.
ЧУДАЧКА
Хоть не женское это дело,
Но я, все-таки, поутру
Рано-рано одна, но смело
По тропинке иду в бору
К серебристой, прохладной речке,
Взявши удочки. Серый кот
Семенит за мной (хоть далече).
Он-то знает зачем идет.
Ну, а я? Отнюдь не за рыбой.
Чашей полной просторный дом.
Я иду, чтоб сказать спасибо
Миру, где мы, друзья, живем
За несмелый рассвет, за утро,
Звонкий ливень, за жаркий май,
За непрожитые минуты
Да за плач перелетных стай,
За цветные шелка закатов,
Шелест трав, аромат цветов,
За ушедшие дни куда-то,
За друзей моих, за любовь…
Говорите, чудачка? Ладно!
Рассмешила, наверно, вас.
Только там, у реки прохладной,
Я счастливей в сто тысяч раз.
Анна Шемахова
СЕЙМ
Сейм серебряный
Здесь, под Курском, трудно отыскать прямое могучее течение Сейма. Здесь Сейм извивается, распадается на сотни рукавов, создает небольшие, поросшие розовыми лилиями, болотца, подпитывается родниковой водой.
Рано утром, когда роса еще лежит на траве, а воздух так сладок от не развеянного ветром аромата бледно-розовых гречишных полей, выйдите на шоссе, соединяющее древний Курск с заброшенной деревенькой Дёмино. Выйдите там, где справа у дороги толпятся березки, перепоясывая золотое поле пшеницы до самого горизонта зеленой лентой, а слева еловый лесок уступает место маленькой деревеньке Лисово. Заливные луга изукрашены замысловатым водным узором – серебряный Сейм сверкает в лучах едва проснувшегося солнца.
Таким, серебряным, он навсегда запечатлелся в моей детской памяти.
Живая вода
Огромная красноногая цапля величественно пролетает над домом, кружит над болотом, исчезает в зарослях камыша. Выдра робко перебегает запруду. Крошечные мальки веселой стайкой порхают в прозрачной воде. Серая лягушка греется на солнце на краю родниковой купели. Жирные хозяйские гуси обедают ее сородичами в тени ракит.
Опускаю уставшие ноги в прохладную воду, детство…
Сейм молочный
Целую спящего сына, одеваюсь и иду на автобусную остановку, чтобы в городе получить бумажку, позволяющую еще несколько месяцев прожить на земле, в которой похоронена моя бабушка.
Поздняя осень уже припорошила дорогу снегом. Но деревья еще упрямятся и не отпускают листву. Ярко-синие ягоды терна блестят на порыжевших кустах. В деревне тихо.
Дорога поднимается на пригорок, а там, внизу, Сейм. Выжженный луг чернеет, а на нем, извиваясь в утреннем влажном воздухе, лежит молочная река. Белая, мягкая река моего детства.
Комментариев нет:
Отправить комментарий